Інстытут палітычных даследаванняў "Палiтычная сфера"
Агляд падрыхтаваны ў межах супольнага праекта “Кніжны агляд” Iнстытута палітычных даследаванняў “Палітычная сфера” і Цэнтра еўрапейскіх даследаванняў у Мінску.
Wilson, Andrew (2011). Belarus. The Last Dictatorship in Europe. New Haven and London: Yale University Press, XII+304 pp.
Агляд падрыхтавала Святлана Паляшчук.
Пока мы разбираемся, на какой версии беларусского языка говорить, какую воспроизводить историю, каких академических стандартов придерживаться и чьим прогнозам доверять, на свет появляются монографии, делающие запутанную беларусскую ситуацию «постижимой» для англоязычных читателей. Увидеть книгу Эндрю Уилсона «Belarus: the last dictatorship in Europe» в книжном магазине Центрального европейского университета в Будапеште было неожиданным. Я не знала о существовании такой публикации. Не купить ее было невозможно: 300 страниц научного текста от британского эксперта под обложкой с устрашающей фотографией Драчева, на которой изображен разгон митинга оппозиции после выборов 19 декабря 2010 года.
Не будучи ни историком, ни политологом, я испытывала странную смесь академического любопытства с тревогой оказавшегося в подчиненном положении субъекта. Каково это быть объективированным, описанным, изученным, систематизированным? Интересны здесь даже не столько факты, сколько их интерпретации, концептуализации, сам язык, терминология. Был здесь страх вновь увидеть унизительные ярлыки и стереотипы, хлесткие обобщения, но была здесь также и надежда. Что, если Уилсон сможет предложить некий оригинальный способ описать нашу ситуацию, перескажет по-новому наш опыт, экстернализирует наши проблемы, предложив продуктивный путь реконструирования себя, выполнит своего рода психотерапевтическую задачу?
Не претендуя на научную дискуссию и оставляя профессионалам задачу осуществить детальный разбор аккумулированных в книге фактов и выводов, мне было хотелось разобраться, чем исследование Уилсона может быть интересно широкому кругу беларусских читателей. И учитывая, что перевода книги вряд ли стоит ожидать в обозримом будущем, есть ли шанс, что идеи Уилсона смогут найти свое место в нашем собственном осмыслении самих себя и своей страны? Или же интерпретации окажутся настолько инородными, что их сложно будет принять?
Прежде всего необходимо сказать, что книга Уилсона может служить хорошим примером исследования как такового. Автору удалось собрать множество интервью, но это стало только малой частью материалов. Книга содержит около тысячи (!) ссылок, что выглядит впечатляюще, особенно на фоне того, как некоторым беларусским ученым удается писать монографии без упоминания каких-либо источников вообще… Среди наиболее цитируемых Уилсоном авторов – Геннадий Саганович, Олег Латышонок, Захар Шибеко, Юрий Туронок, Валерий Булгаков, Павел Терешкович, Андрей Дынько, а также книги «Лукашенко. Политическая биография» А.Федуты, «Расстрельная команда» О. Алкаева, «Искушение властью» В.Кебича, «Беларусь на распутье» П.Кравченко. Отдельный интерес представляют цитируемые англоязычные монографии о Беларуси, которых, как оказывается, также немало, например:
Bekus, N. (2010). Struggle Over Identity: The Official and the Alternative “Belarusianness.” Central European University Press.
Korosteleva, E., Lawson, C., & Marsh, R. (2004). Contemporary Belarus: Between Democracy and Dictatorship. Taylor & Francis.
Snyder, T. (2003). The Reconstruction of Nations: Poland, Ukraine, Lithuania, Belarus, 1569-1999. Yale University Press.
Urban, M. E. (1989). An Algebra of Soviet Power: Elite Circulation in the Belorussian Republic 1966-86. Cambridge University Press.
Vakar, N. P. (1956). Belorussia: The Making of a Nation, a Case Study. Harvard University Press.
Zaprudnik, J. (1993). Belarus: at a crossroads in history. Boulder: Westview Press.
Копилка Belarusian studies регулярно пополняется новыми публикациями, но Беларусь не перестает оставаться terra incognita. Уилсон начинает свою книгу с откровенного признания: «В западном воображении между Польшей и Россией нет никакой страны. Для многих будет слишком тяжелой задачей найти Беларусь на карте». Аховая ситуация не провоцирует, тем не менее, автора на написание The Very Short Introduction to Belarus. Он также не пытается предложить «окончательный ответ» на вопрос, что такое Беларусь и кто такие беларусы. Уилсон начинает с более сдержанной постановки проблемы: существует стереотип, что Беларусь – это страна без истории; что можно на это ответить?
Вся первая половина книги посвящена опровержению этого стереотипа. Беларусская история излагается поэтапно: Полоцкое княжество (глава «Полоцк»), Великое княжество литовское («Литва»), Речь Посполитая («Рутения» и «Территория униатства»), Северо-Западный край Российской империи («Беларусь начинается»), БНР и Белорусская ССР («Беларусь начинается снова: травматический ХХ век»).
Замысел Уилсона может показаться странным: зачем пересказывать историю страны, если для таких обзорных вещей существуют энциклопедии. Однако простое конспектирование фактов вряд ли интересовало автора. На первое место вышло желание показать сложность и запутанность как самих событий, так и их интерпретаций беларусскими, российскими и литовскими исследователями. «Беларусь может выглядеть непонятной, но у нее есть интересные истории, если, конечно, рассказать их правильно» (xi). Скрупулезное описание исторических перипетий, попытки найти логику и выстроить причинно-следственные связи порой, как кажется, утомляют даже самого автора: «This is mess, frankly» («Говоря по правде, это полный кавардак») (15), – шутит Уилсон. К слову сказать, шутки и ирония автора заметно раскрашивают книгу: «Имя Усяслаў довольно неплохо подходит сегодня для названия водки: магические силы Усяслава позволяли ему летать, а водка, как считается, имеет схожий эффект» (6).
Вторая задача, которую ставил перед собой Уилсон, – это показ истории Беларуси как серии сорванных стартов нациестроительства. Его предыдущее исследование, посвященное Украине, позволило автору время от времени проводить параллели между двумя странами. Сравнения, однако, были не в пользу Беларуси. «Слабый» (weak), «неспособный» (unable), «неполноценный» (handicapped), «неудача» (failure) – вот лексика, которая постоянно сопровождала изложение локального нарратива. «Российский Пушкин был хорошим писателем. Украинский Шевченко был хорошим поэтом […]. А у белорусов этого не было. Не было никакого беларусского Шевченко…» (87). Беларусы оказались «невероятно легко перевариваемыми» (eminently digestible) (60), комментирует Уилсон ту легкость, с которой различные силы и идеологии подчиняли себе территорию страны и умы людей. «Национальные идентичности, о какой бы форме ни шла речь, пришли в Беларусь поздно» (62). «Беларусы были слишком честными» (87), чтобы выдумать для себя сильный и конкурентоспособный национальный миф.
Объяснять причины такой беспомощности Уилсон, тем не менее, не торопится. В своей рецензии на книгу Александр Погорелый назвал подход Уилсона преимущественно дескриптивным, что, безусловно, имеет под собой основания. Уилсон, действительно, не спешит удовлетворять читателей, жаждущих получить исчерпывающие объяснения. Таких объяснений в книге нет. Излагая ход событий, Уилсон лишь изредка делает паузы, например, посвятив абзац размышлениям о том, что было бы с Беларусью, если бы после Второй мировой войны она продолжила свою жизнь со столицей в Вильне (106). Или попытавшись на трех страницах перечислить те факты, которые могут ответить на вопрос, почему «национальное движение было таким слабым» в Беларуси XIX века (85–87). Выводы к главам и интерпретации фактов остаются при этом удивительно скупыми.
Но иногда сведение вместе одних только фактов можно воспринимать как форму интерпретации. Например, часто приходится слышать о том, как «Наша ніва» играла ключевую роль в формировании беларусской национальной идентичности. У Уилсона мы читаем: «К 1911 году Вильне было два беларусскоязычных периодических издания, но городжане-полиглоты могли также выбирать из тридцати пяти публикаций на польском, двадцати на литовском, семи на русском и пяти на идиш» (85), «Наша ніва» при этом выходила тиражом 4500 экземпляров. Или в другом месте автор перечисляет простые факты, касающиеся строительных блоков национального движения: первый беларусский словарь был издан только в 1906 году, Купала опубликовал свое стихотворение «Мужык» в 1905-м, первый сборник стихов Коласа вышел в 1908-м, а первая нормализация беларусской грамматики проведена Брониславом Тарашкевичем в 1918-м. Все это должно было объяснить в частности то, почему беларусские школы не играли значимой роли вплоть до первой половины ХХ века.
Уилсон уделяет достаточно внимания Второй мировой войне, неоднократно повторяя, какие разрушительные последствия имели эти события для Беларуси. «К концу войны половина населения Беларуси была или убита, или перемещена. Такого не произошло ни с одной европейской страной» (110), – цитирует он Тимоти Снайдера. «Ни одна европейская страна не страдала так сильно» (110). Однако объяснения послевоенной истории Беларуси занимают всего лишь пару страниц. «Война стала поворотным социальным событием. Холокост, миграция, огромные социальные изменения очистили города от евреев и поляков, и впервые за все время беларусы начали доминировать в городской жизни» (117). Уилсон описывает БССР как наиболее лояльную из всех советских республик.
Вторая часть книги, названная «Независимая Беларусь», почти полностью (кроме первой главы) посвящена фигуре Александра Лукашенко, что не может не вызвать некоторого разочарования у тех читателей, которые бы хотели узнать о более широких темах, связанных с культурой, обществом, историей. В содержательном плане здесь вряд ли что-то может удивить, если вы уже читали, например, политическую биографию Лукашенко, написанную Александром Федутой, – наиболее часто цитируемый источник в книге Уилсона. «Почему Лукашенко?» – так называет Уилсон заключительную главу книги. Свои исследовательские вопросы он формулирует достаточно четко. Почему история привела Беларусь к Лукашенко? «Это случайность? Или же Лукашенко в целом типичен для истории и политической культуры Беларуси? Насколько парадоксально то, что “последний диктатор” стал также первым успешным беларусским нациестроителем?» (xi).
Независимая Беларусь также имеет множество историй, которые ждут умелого рассказчика. Одна из идей, которую стремится донести Уилсон, – диктатуру нельзя считать синонимом статики, это живой процесс, в котором диктатор предстает как survivor, тот, кто постоянно борется за выживание. Свой рассказ о вхождении Лукашенко в поле политики Уилсон открывает одной из наиболее ярких характеристик будущего диктатора – цитатой из книги А.Федуты о том, что Лукашенко жаждет власти, словно шестнадцатилетний подросток секса с женщиной (148). А далее – описание захватывающих политических маневров, где президент – «играет», «флиртует», «экспериментирует», «хитрит», «балансирует», «умело использует возможности», «проявляет чувствительность».
Уилсон в деталях объясняет приход Лукашенко к власти, а также события каждых выборов – текущую расстановку сил, характеристики оппозиционных кандидатов, тактику Лукашенко. Он называет Лукашенко serial election-stealer (серийным вором выборов), показывая, как ловко подтасовываются результаты выборов и как виртуозно и грязно используются «политические технологии» для удержания власти. Книга должна развеять последние сомнения у тех, кто отказывался верить, что данные Центризбиркома – это фикция.
Однако весь театр манипуляций разыгрывается на подмостках малоприятной правды: большинство населения поддерживает Лукашенко. Уилсон приводит данные BISS и НИСЭПИ за февраль и сентябрь 2010 года, согласно которым 44% беларусов считают, что концентрация власти в руках Лукашенко – это хорошо для страны, при этом рейтинг Лукашенко все еще держится в районе 39% с сильной поддержкой в сельской местности, среди старшего и менее образованного населения (256–257).
Беларусское общество периода независимости Уилсон называет креольским, делая тем самым акцент на множественности, пограничности и гибридности воспроизводимых культурных практик и национальной идентичности. Так, например, интересны собранные факты о беларусском языке. Уилсон описывает три версии – «тарашкевіцу», «наркамаўку» и «трасянку», и терпит при этом упреки от рецензентов в упрощении ситуации: не упоминается «беларуская лацінка», а также то, что все версии одновременно существуют как легитимные. Уилсон сравнивает данные национальных опросов за 1999 и 2009 год, демонстрирующих «явный парадокс: с годами больше людей идентифицируют себя как ‘беларусы’, чем говорят на беларусском языке» (123). Согласно опросу 2009 года беларусы, использующие беларусский язык дома, составили 21,8%, при этом 60,8% назвали беларусский своим родным языком.
Такой же креольской является и государственная идеология: «Все было “беларусским”: “беларусская модель развития”, “беларусский путь”, “беларусская экономическая модель” и т.д. Лукашенко запустил лозунг “За Беларусь!” во время парламентских выборов 2004 года. Это было патриотично, но размыто: прекрасный пустой ящик, в который он мог положить все, что только хотел» (2003). Национальные проекты поражают своей «радикальной эклектикой»: здесь и ностальгия по советскому, и панрусизм, Минск как четвертый Рим, беларусы как самые чистые славяне, Беларусь как защитница славянской цивилизации от Запада, Беларусь как покорительница космоса, Беларусь как новая силиконовая долина, Беларусь как центр атомной энергии, как самая спортивная страна…
Наконец, таким же креолом, «интересной комбинацией вещей», pot pourri, Уилсон рисует и самого Лукашенко, с чем во многом связывает его политическую привлекательность для населения. Лукашенко умеет обращаться к локальной аудитории, умеет быть близким и понятным для населения и тем самым обыгрывает любое оппозиционное предложение, ориентированное на гомогенную, интеллектуальную, аристократическую, лингвистически и исторически чистую национальную идентичность. «Хорошо это или плохо, но современная Беларусь формирует свою идентичность под Лукашенко, частично из-за его долгого нахождения у власти с 1994 года и частично из-за его конструирования эклектичной идентичности, более близкой среднему беларусу, чем пуристский проект оппозиции» (139).
«Если бы Лукашенко не пришел и не испортил все, Беларусь могла бы плутать через 1990-е как Украина или Молдова – не совсем история успеха, но и не совсем катастрофа», – размышляет Уилсон (141). Его прогнозы на будущее Беларуси вряд ли можно назвать оптимистическими: «Лукашенко не будет длиться вечно» – таков прощальный ответ Уилсона.
